Хотя критики считают фильм «Черный клановец» комедией, у зрителей подобный подход порой вызывает недоумение: ведь грустного в фильме куда больше, чем смешного. Но если присмотреться повнимательней к сюжету, то станет очевидным, что фильм Ли во многом представляет собой классическую комедию положений. А еще он — на редкость глубокое повествование о природе политического экстремизма и проблемах идентичности, заслуженно получившее Гран-при 71-го Каннского фестиваля.
Рон Сталворт в кино и в жизни
Главный герой фильма, обаятельный и изобретательный афроамериканец Рон Сталворт — не плод фантазии режиссера, а реальный человек, поныне здравствующий. Рон — уроженец Чикаго, переехавший в Колорадо-Спрингс после окончания школы, — стал сотрудником полиции в ноябре 1972 г. Он действительно практически в одиночку разработал план внедрения в Ку-клукс-клан и успешно его выполнил. Кое-что в фильме изменено для усиления драматизма (например, на момент «вступления» в Ку-клукс-клан в 1979 г.
Рон был отнюдь не новичком-салагой, а опытным копом), но и телефонные разговоры с Дэвидом Дьюком, и свидетельство о членстве в Клане, и прекращение расследования по приказу начальства имели место на самом деле. Обо всем этом Сталворт рассказал в своей документальной книге, вышедшей в 2014 г. и ставшей источником вдохновения для сценаристов и режиссера. Однако если бы Ли решил снять байопик о выдающемся борце с расизмом, это было бы, скорее всего, тоже неплохое, но совершенно другое кино. История Сталворта во многом лишь повод поговорить об очень многих вещах, актуальных и поныне.
В чем смысл первых кадров и последних фильма?
Самые первые кадры «Черного клановца» легко узнаваемы: это эпизод из «Унесенных ветром», в котором Скарлетт бежит по перрону, заполненному тяжелоранеными: северяне прорвали оборону южан, и Атланта завтра падет. На первый взгляд, эпизод напоминает о том, что рабовладельцы проиграли свою войну давным-давно, и расизм — это чудовищная архаика.
Но следом на экране появляется доктор Кеннебрю Борегард с его полупародийными расистскими речами, полными идеологических штампов, и становится ясно: проигравшие в гражданской войне уверены, что ими проиграна всего лишь одна битва, а не война. По мнению критиков, Борегард — пародия на Д.Трампа, но и без привязки к конкретным личностям этот монолог показывает, что героям фильма предстоит новая схватка с проповедниками расовой ненависти.
В финале зритель видит документальные кадры 2017 г.: в Шарлотсвилле неонацист врезался на машине в шествие протестующих и убил девушку. Нетрудно понять, что хотел сказать режиссер: дело не в отдельном факте, а в том, расизм отнюдь не остался в 1970-х, и если Сталворт и Циммерман сумели одурачить Дэвида Дьюка, это еще не значит, что расизм повержен.
Две стороны одной медали
В «Черном клановце» мы видим не одну экстремистскую организацию, а две, причем обе вербуют своих членов исключительно по расовому признаку. По понятным причинам Ли изобразил черных экстремистов более мягкими красками: в конце концов, они действительно являлись жертвами угнетения, и их радикализм можно в чем-то понять. Понять — но не оправдать, ибо совершенно очевидно, что все экстремисты независимо от цвета кожи преследуют одни и те же цели и работают не на объединение, а на разъединение общества.
Методы у них тоже идентичны: эмоциональное раскачивание аудитории, воззвание к «белой» или «черной» силе, поиски врага, смакование былых трагедий и призывы к отмщению. Как цинично это не звучит, но у обоих экстремистских течений есть даже культовая жертва: ее страданиями и гибелью идеологи заранее оправдывают любые радикальные действия. У ку-клус-клановцев это невинная белая женщина, зверски изнасилованная афроамериканцами, у противоположной стороны — зверски убитый белыми линчевателями невинный афроамериканец.
Похожи не только методы, но и структура экстремистских движений. Их лидеры — Кваме Туре и Дэвид Дюк — выглядят вполне респектабельно, каждый по-своему, конечно. Кваме похож на идеалиста-романтика, Дюк — на благопристойного джентльмена (кстати, оба — реальные лица), но оба одинаково манипулируют своей паствой, состоящей из самых разных персонажей. И здесь мы приближаемся к одной из главных задач фильма: исследованию природы политического экстремизма.
Опиум для неудачников
В фильме Ли политический экстремизм, в том числе расистского толка, предстает своеобразной формой психологической компенсации. Наиболее отчетливо эта мысль прослеживается на примере Феликса Кендриксона и его жены Конни. Кендриксон, чье имя по иронии судьбы (и сценариста) значит «счастливый» — классический неудачник, ненавидящий всех и вся. Экстремизм не просто дает его ненависти магистральное направление, но и позволяет обзавестись единомышленниками, стать кем-то. А Конни прямо говорит, что благодаря Феликсу и его идеям она обрела смысл жизни.
Другие члены Клана выглядят в массе своей не лучше, а вот Сталворт, наоборот, производит впечатление на редкость гармоничной и цельной личности — и ему никакой расизм не по душе. Даже Циммерман на его фоне кажется человеком, который вместо того, чтобы определиться со своей этнической идентичностью, до поры до времени предпочитает избегать этой темы.
Идентичность, враги и манера разговаривать
Напарник Сталворта Филипп Циммерман — еврей, носящий украшение в виде звезды Давида, но ничего не знающий о традициях своего народа, начинает задумывается о своей этнической составляющей после плотного общения с антисемитами-клановцами. Парадокс? Да нет, все вполне логично: по мнению психологов, отчуждение от группы — столь же необходимый компонент формирования идентичности, как и вступление в группу.
Иными словами, мы начинаем понимать, кто мы, противопоставляя себя врагам, отделяя себя от «чужих». Циммерман, считавший себя «обычным белым», понимает, насмотревшись на других белых в белых колпаках и балахонах, что дело не в цвете кожи: идентичность — не биологический, а социальный конструкт.
Для тех, кто в этом сомневается, режиссер припас великолепные телефонные шоу Сталворта. Дюк, гордящийся своим «расовым чутьем», так и не сумел понять, кто с ним говорит по телефону — белый или черный. Внезапно оказалось, что нет никакой неизменной манеры разговаривать и прочих «врожденных характеристик»: есть предрассудки и стереотипы, возводящие барьеры между людьми.
При желании можно имитировать любое поведение, речь, систему ценностей (вспомним ку-клус-клановские монологи Сталворта), войти в любой образ: ведь все мы, по большому счету, сделаны из одного теста. И именно эта мысль ненавистна всем расистам планеты независимо от их цвета кожи, вероисповедания и манеры произносить слово «брат».