"Иллюзионист": любовь, фокусы и полицейское государство

Есть очень большой соблазн рассматривать фильм «Иллюзионист» как очередную красивую сказку о любви в историческом антураже. Для такого подхода имеются определенные основания, но нетрудно заметить, что исторического антуража слишком много для сказки, и он какой-то совсем не романтический. В «Иллюзионисте» вместо любовного треугольника: Айзенхайм — Софи — кронпринц мы видим четырехугольник, где в роли четвертого угла выступает полицейский инспектор Уль. Да и движущая сила сюжета — не только страсть. Соперничество иллюзиониста и кронпринца выходит за рамки личных отношений, но понять, почему они непримиримые противники, невозможно без учета специфики того общества, в котором разворачивается действие.

Полицейское государство

Герои «Иллюзиониста» живут в Австро-Венгерской империи конца XIX века. В фильме эта империя показана как типичное полицейское государство с жесткими сословными перегородками. Чтобы у зрителя не было иллюзий, буквально в первых кадрах мы видим арест главного героя прямо во время представления, причем арест производит впечатление вопиющего произвола властей. Последующие эпизоды подтверждают полицейский характер государства, а о жесткой социальной сегрегации говорит множество моментов, от насильной разлуки юных Эдуарда и Софии до горькой фразы инспектора Уля: «…Истина состоит в том, герр Эйзенхайм, что я сын мясника». Неудивительно, что мечта юной Софии — сбежать из этого мира.

Соответствует ли это истине? В общих чертах — да. Исторические факты и воспоминания современников свидетельствуют, что Австро-Венгрия была и полицейским, и сословным государством, причем разделение на сословия доходило до кастовости: так, дети эрцгерцога Франца Фердинанда не имели прав на престол, потому что их матерью была всего лишь графиня.

В фильме воплощением этого государства выступает кронпринц Леопольд, а антиподом — Эйзенхайм.

В чем подлинный смысл конфликта между иллюзионистом и кронпринцем?

После первого же представления, на котором он побывал, кронпринц Леопольд упорно старается «разоблачить» Эйзенхайма, раскрыть принцип его фокусов. Чтобы понять смысл навязчивой идеи кронпринца, надо обратиться к сути полицейского государства. Суть эта состоит в жестком контроле за всеми и всем, который, в свою очередь, дает иллюзию полного порядка и предсказуемости бытия. А фокусы Айзенхайма — и шире, искусство в целом — ускользают из-под контроля. Искусство творит свой порядок, даже свой мир, в котором за одну минуту может вырасти целое апельсиновое деревце.

Мир иллюзий и воображения, куда приглашает зрителей иллюзионист, кажется кронпринцу покушением на государственные устои: ведь в нем люди становятся свободными, забывая о своих тяготах и тяжкой длани императорской власти. Это видно по сцене у кронпринца, когда его гости стали просить Леопольда уйти со сцены и дать иллюзионисту завершить представление.

Разоблачить иллюзиониста — значит, сделать и его подконтрольным, превратить чудо в фокус. А если проконтролировать и раскрыть все тайны трюков не выходит, то надо их запретить. Таким образом, конфликт между Эйзенхаймом и кронпринцем — это конфликт двух мировоззрений, а не соперничество двух влюбленных, тем более, что Леопольд вовсе не влюблен.

Отношения между кронпринцем и Софией

Поскольку одержимый идеей контроля кронпринц жаждет власти, страсти, которые его переполняют, не имеют ничего общего с любовью. Он планирует свергнуть своего отца-императора, но для этого ему нужна поддержка венгров, которую обеспечит брак с происходящей из влиятельной семьи Софией. У самой Софии на этот счет нет никаких иллюзий: «Мне уготована в его плане особая роль». Таким образом, София нужна Леопольду не сама по себе, а как орудие, способ достижения целей. Как откровенно признается он Софии: «Если из-за тебя мои планы сорвутся, ты мне больше будешь не нужна».

В чем заключается главный фокус Эйзенхайма?

Одной из причин необычайной популярности иллюзиониста является его умение демонстрировать вещи, кажущиеся невозможными. Показывая Софии в зеркале ее убийство, он сперва реализует фокус со смертью и воскрешением на сцене, а потом умело организует его в реальной жизни. У Софии есть только одна возможность убежать: сделать так, чтобы ее признали мертвой,  и прежде всего чтобы это признал Леопольд. Эйзенхайм помогает Софии имитировать убийство, делая это так, что даже проницательный инспектор Уль понимает, что к чему, лишь в самом финале.

В чем смысл «разоблачения» кронпринца со сцены?

Эйзенхайм понимает, что имитировать смерть Софии — это лишь полдела. Чтобы окончательно почувствовать себя в безопасности, необходимо вывести из игры кронпринца. При всех своих недостатках Леопольд умен, и способен рано или поздно докопаться до истины — если, конечно, его не остановят, например, не сообщат императору о его планах государственного переворота.

Единственным человеком в окружении иллюзиониста, способным донести эту информацию до императора так, чтобы тот поверил, является инспектор Уль. Но для того, чтобы побудить его к действию, нужно заставить полицейского поверить в виновность кронпринца. Камешка из сабли, крови в стойле и показаний слуг оказалось недостаточно, и в ход идет очередной блестяще задуманный номер. «Дух убитой» называет убийцей того, кто сидит в зале — а в зале-то сидит инкогнито кронпринц. Последний барьер скептицизма рушится, и инспектор Уль понимает: надо что-то делать.

Почему инспектор Уль написал разоблачающее письмо?

Поверив, что кронпринц — жестокий убийца, инспектор решается выступить против него и отправляет письмо офицерам Генштаба, в котором описывает план по свержению императора. Офицеры сообщат императору, и для Леопольда все закончится. Почему же инспектор, до того служивший верой и правдой, идет на такой шаг?

Дело в том, что Уль так же, как и его господин, предан идее порядка и контроля, и  именно потому его возмущает убийство. Прежде он верил, что кронпринц — сильный человек, стремящийся к власти, чтобы спасти государство, но после «гибели» Софии он убеждается что перед ним — психопат, не владеющий собой. Такой не то что государство спасти не сможет — от такого  надо само государство спасать.

Есть ли у героев реальные прототипы?

Фильм снят по рассказу американца С.Миллхаузера «Иллюзионист Айзенхайм», но это не историческая проза в полном смысле слова. Некоторые критики проводят параллели между кронпринцем Леопольдом в фильме и реальным кронпринцем Рудольфом, который в январе 1889 г., как считается, убил свою любовницу (не невесту, он был женат) Марию Вечера и покончил с собой. После самоубийства кронпринца ходили смутные слухи о том, что он якобы хотел захватить власть, и потому его убрали. Более достоверно то, что кронпринц Рудольф болел сифилисом и страдал депрессией. Умный и энергичный Леопольд в фильме мало на него похож, а великий иллюзионист Айзенхайм (он же Эдуард Абрамовиц), как и София фон Тешин — полностью вымышленные персонажи.

Зато главные номера Айзенхайма —  «Апельсиновое дерево» и «Бабочки» — реально существуют. Их придумал великий французский иллюзионист середины XIX в. Робер-Уден.

Как делается трюк «Апельсиновое дерево»?

Если апельсины, которые бросал зрителям Айзенхайм, были настоящими, то само деревце, конечно, не более чем искусная имитация. Специальные механизмы сперва выталкивали из пустотелых «веток» сделанные из шелковой бумаги листья, потом искусственные цветы. Пока все это происходило, апельсины были скрыты за круглыми зелеными экранами, которые в нужный момент поворачивались к зрителям.

Этот остроумный номер идентичен сути фильма, где соперничество в любви оказывается конфликтом между государством и творцом, жуткое убийство — многоходовой манипуляцией, а почти сверхъестественные возможности — ловкими трюками. Что же тогда подлинное в этом мире? Только апельсины, то есть первая любовь, еще не знающая ни корысти, ни эгоизма. И если очень постараться, то ее можно сохранить — и в итоге сбежать из полицейского ада в рай, где все настоящее: и цветы, и бабочки, и деревья.